Заступник Лермонтова

 (к 240-летию со дня рождения В.А. Жуковского)

Таланты литературный и душевный

«… в ночь на 3 октября 1814 года родился гений стихотворного слога и будущий создатель русского литературно-разговорного языка – М.Ю. Лермонтов!» – так писал поэт, переводчик, основоположник романтизма в русской поэзии Василий Андреевич Жуковский.
   Он был широко образованным человеком, знатоком мировой культуры. Привнес в литературу новые понятия и чувства, создал «высокие образцы живого, образного и вместе с тем точного поэтического слова».
   О его высоких человеческих качествах свидетельствуют факты заступничества перед императором за тех, кто нуждался в поддержке. Жуковский выхлопотал денежное пособие для Николая Васильевича Гоголя, содействовал освобождению из крепостной неволи Тараса Григорьевича Шевченко, был активным защитником «жертв 14 декабря» и молодых поэтов Александра Сергеевича Пушкина и Михаила Юрьевича Лермонтова.

Родословие Жуковского

Василий Андреевич Жуковский родился 29 января (9 февраля) 1783 года в с. Мишенском Тульской губернии. Был внебрачным сыном помещика Афанасия Ивановича Бунина и пленной турчанки Сальхи (после крещения –Елизаветы Дементьевны Турчаниновой), служившей нянькой в доме хозяина. Избежать участи незаконнорожденного мальчику помог живший на «хлебах» у Буниных Андрей Григорьевич Жуковский, который крестил его и дал свою фамилию.
   Для получения права на дворянство Василия фиктивно зачислили на военную службу в Астраханский гусарский полк. В 1789 году Тульское депутатское дворянское собрание удовлетворило просьбу Афанасия Ивановича о «внесении рода Василия Андреевича Жуковского» в соответствующий раздел дворянской родословной книги Тульской губернии.

Во всем – первый

Начальное образование Жуковский получил в семье Буниных, где рос на правах воспитанника. Он бегло говорил по-французски и по-немецки, читал по-английски, с удовольствием рисовал, танцевал.
   Продолжил обучение в частном пансионе Христофора Филипповича Роде, в Главном народном училище. В тульском доме крестной матери Варвары Афанасьевны Юшковой мальчик приобщился к литературному творчеству, сочинив пьесы для постановки на домашней сцене.
   Дальнейшее развитие его литературный дар получил в Благородном университетском пансионе при Московском университете, куда он был определен в 1797 году. Через 30 лет студентом этого же пансиона стал и Лермонтов. В годы его ученичества стихи Жуковского пользовались особой популярностью, заучивались наизусть. Декламировал их и Лермонтов. Алексей Зиновьевич Зиновьев, преподаватель русского и латинского языков, вспоминал: «Среди блестящего собрания он прекрасно произнес стихи Жуковского к Морю и заслужил громкие рукоплесканья».
   Жуковский изучал в пансионе словесность, стал автором альманаха «Утренняя заря». Преуспевал он и в изучении истории, архитектуры, занимался живописью. И был удостоен чести называться «первым учеником». А в 1801 году по результатам выпускных экзаменов получил серебряную медаль, его имя было высечено золотыми буквами на мраморной доске.
   Совместно с Андреем Ивановичем Тургеневым, Алексеем Федоровичем Мерзляковыми другими литераторами-единомышленниками, выпускниками пансиона, Василий Андреевич организовал «Дружеское литературное общество». Члены его готовили себя к профессиональной литературной деятельности.

Вольная жизнь, вольный перевод

Жуковскому хотелось скорее начать самостоятельную творческую жизнь, применить полученные знания. Но устроиться на службу он смог лишь в Соляную контору: молодой специалист должен был проводить расчеты «по математической части» в бухгалтерии. Далекая от литературы деятельность тяготила Василия Андреевича. Он понимал, что попусту растрачивает время, «отпущенное на этом свете». В результате подал в отставку и переехал в родное село Мишенское, чтобы заниматься любимым писательским делом.
   Первым произведением, которое Жуковский считал началом своего творчества, был вольный перевод элегии английского поэта Томаса Грея «Сельское кладбище». В ней проявилась склонность поэта к оригинальной разработке заимствованных сюжетов и образов. «Это вообще характер моего авторского творчества; у меня почти все или чужое или по поводу чужого, и все однако мое», – писал позднее Жуковский.
   Его переводной слог Пушкин назвал образцовым. Высоко переводческую деятельность Жуковского ценил Гоголь:

Появление такого поэта могло произойти только среди русского народа, в котором так силен гений восприимчивости, данный ему может быть на то, чтобы оправить в лучшую оправу все, что не оценено, не возделано и пренебрежено другими народами.

Элегия была напечатана в декабрьском номере за 1802 год «Вестника Европы» – лучшего журнала того времени, который редактировал Николай Михайлович Карамзин. Перевод принес известность Жуковскому и открыл направление элегического романтизма в русской поэзии.
   Карамзин начал привлекать молодого поэта к сотрудничеству в московском журнале. Они подружились. Редактора привлекали дружелюбие, общительность, пылкий темперамент, открытое сердце, замечательное остроумие молодого автора. Жуковского поражала работоспособность Карамзина, его склонность к углубленным научным занятиям, поэтическое чутье. Именно Карамзину принадлежит честь открытия Жуковского как талантливого литератора.
   Вскоре его заметили и другие светочи русской словесности. Один из лучших своих переводов, который был мягче, лиричнее оригинала, – «Шильонский узник» Байрона – Жуковский посвятил другу Петру Андреевичу Вяземскому.
   Виссарион Григорьевич Белинский отмечал:

"Шильонский узник" Байрона передан Жуковским на русский язык стихами, отзывающимися в сердце как удар топора… Здесь в первый раз крепость и мощь русского языка явилась в колоссальном виде и до Лермонтова не являлась.

Кстати, тринадцатилетний Лермонтов переписал «Шильонский узник» Байрона в переводе Жуковского в свою большую тетрадь в голубом бархатном переплете, куда заносил только те произведения, которые произвели на него большое впечатление.
   В начале 1800-х годов Жуковский выступил «балладником» (так говорили его друзья) – реформатором жанра баллады, занимающей в его творчестве едва ли не самое важное место. «Но в балладе Жуковского, – по замечанию Белинского, – заключается более глубокий смысл, нежели могли тогда думать». Для поэта она стала «формой эстетического самовыражения, оригинального самосозерцания».

Любовь и творчество

В 1805 году в г. Белеве Тульской губернии Жуковский начал обучение дочек Екатерины Афанасьевны Протасовой (сестры по отцу). Маше было двенадцать, а Саше – десять лет. В течение четырех лет Василий Андреевич занимался не только образованием, но и воспитанием племянниц, не докучая им нотациями. Ученицы души не чаяли в молодом учителе, внимали каждому слову. А он со временем стал замечать, что Маша начинала краснеть, едва встречалась с ним взглядом. Когда занятия на несколько дней прекратились, Жуковский вдруг затосковал, то и дело ловил себя на мысли о Маше. А при виде ученицы какая-то необъяснимая радость наполняла сердце молодого человека.
   Любовь стала для Жуковского источником мук, надежд и разочарований, вдохновившим его на создание трогательно-прекрасных произведений. Лишь в начале 1812 года поэт решился попросить у Екатерины Афанасьевны руки дочери, но получил отказ, мотивированный родственными отношениями.
   Несмотря на любовные переживания, Василий Андреевич много и плодотворно работал. В Москве с 1808 по 1810 год он был редактором «Вестника Европы» и смог много сделать для журнала: увеличил количество разделов, привлек новых сотрудников. На его страницах помещал критические и теоретические статьи по вопросам литературы, репродукции картин, портреты, гравюры, карикатуры. «Ожидаю великой пользы от хорошего журнала в России!» – восклицал Жуковский. Но, устав от издательских передряг, поэт вновь возвратился в Тульскую губернию. В Белевском уезде близ Муратова на деньги из наследства отца купил деревеньку и переехал в загородный дом.

Певец, по слуху знавший бой

Годы молодости Жуковского совпали с великими испытаниями и громкими победами России в Отечественной войне 1812 года и заграничных походах 1813 – 1815 годов.
   Узнав о сборе народного ополчения, в конце июля 1812 года Василий Андреевич направился в Москву. Так начался его боевой путь в составе первого пехотного полка Московского ополчения.
   Одобряя патриотическое намерение друга, Александр Алексеевич Плещеев писал: «И подлинно ты хорошо задумал! Надо служить Отечеству». А его сын, юный Алексей Плещеев, будущий декабрист, писал поэту: «Милый мой друг. Скучно без вас, мне беспокойно, если вы в армии. Я бы хотел, когда вы приедете туда, то чтоб за вашу храбрость получить чин капитана. Хорошо бы было, если бы вы убили французского императора». Возможно, эти слова заставили улыбнуться Жуковского, который любил и понимал детей.
   Во время Бородинском сражения Жуковский находился с ополчением в резерве, в двух верстах позади главной армии, за гренадерской дивизией. Позднее он назовет себя «певцом, по слуху знавшим бой».
   Первым художественным произведением, подчеркивающим народный характер войны, и воспевающим тех, кто прославил Россию на полях сражений, стало стихотворение Жуковского «Певец во стане русских воинов». Написано оно перед сражением при Тарутине (состоялось 6 октября 1812 года).
   Произведение имело необыкновенный успех: распространялось среди воинов, вдохновляя их перед боем.
   Патриотический пафос поэзии Жуковского прослеживается в стихотворении Лермонтова «Поле Бородина» (1831). В позднем «Бородине» (1837) Лермонтов продолжит и углубит начатую трактовку Отечественной войны 1812 года.
   Василий Андреевич получил чин штабс-капитана в конце 1812 года. За отличную службу был удостоен ордена Святой Анны 2-й степени, мог бы сделать блестящую военную карьеру, но заболел горячкой и в начале 1813 года переехал в Муратово.
   В письме Александру Тургеневу он сообщал: «Я … записался под знамена не для чина, не для креста и не по выбору собственному, а потому, что в это время всякому должно было быть военным, даже и не имея охоты…».

Наставник царя и поэта

Стихотворное послание Жуковского «Императору Александру» (1814) повлекло за собой приглашение на должность чтеца царицы. Поэт на долгие годы стал придворным. Был воспитателем наследника, будущего царя Александра II. Жуковский надеялся воспитать для России идеального монарха.
   Вместе с наследником Василий Андреевич часто находился в заграничных поездках, путешествовал по России. Но при дворе он так и остался чужим: его честность и благородство раздражали придворных.
   В начале осени 1815 года началась дружба Жуковского и лицеиста Пушкина. Вот что сообщал Василий Андреевич Вяземскому:

Я сделал еще приятное знакомство! С нашим молодым чудотворцем Пушкиным. Я был у него на минуту в Царском Селе. Милое, живое творенье! Он мне обрадовался и крепко прижал руку мою к сердцу. Это надежда нашей словесности. Боюсь только, чтобы он, вообразив себя зрелым, не мешал себе созреть! Нам всем надобно соединиться, чтобы помочь вырасти этому будущему гиганту, который всех нас перерастет.

Жуковский был требователен к ученику, к его творчеству, напоминая: «Ты рожден быть великим поэтом: будь же этого достоин». А молодой поэт с сыновней любовью прислушивался к советам Василия Андреевича.
   И Пушкин, и Жуковский были сотрудниками «Литературной газеты» Антона Антоновича Дельвига, членами «Арзамасского общества безвестных людей». Вместе работали над созданием русских литературных народных сказок. Жуковский считал необходимым заявить:

Как писатель я был учеником Карамзина; те, кои начали писать после меня, называли себя моими учениками, и между ними Пушкин по таланту и искусству превзошел своего учителя.

«Наставнику» выпала доля «пережить своего великого ученика». Сердце Пушкина перестало биться 29 января (10 февраля) 1837 года. Известие о смерти поэта всполошило весь Петербург. В «Литературных прибавлениях» к журналу «Русский инвалид» в черной рамке было напечатано лишь несколько строк, написанных писателем Владимиром Федоровичем Одоевским: «Солнце русской поэзии закатилось!..».

Хлопотал о Лермонтове

Жуковскому довелось вступиться еще за одного великого русского поэта. Первым громким откликом на гибель Пушкина стало стихотворение Лермонтова «Смерть поэта», 56 строк (до слов «… И на устах его печать»).
   Святослав Афанасьевич Раевский, друг молодого поэта, писал: «Пронеслась даже молва, что В.А. Жуковский читал их его императорскому высочеству государю наследнику, и что он изъявил высокое свое одобрение».
   Но, как известно, Лермонтов через несколько дней прибавил к стихотворению еще шестнадцать строк. Они переписывались, выучивались наизусть представителями передовой части общества. По замечанию Виктора Петровича Бурнашева: «… они распространялись с быстротою, и вскоре их читала уже вся Москва, где старики и старухи, преимущественно на Тверской, объявили их чисто революционными и опасными».
   В придворных кругах стихотворение было расценено как «бесстыдное вольнодумство, более чем преступное», заведено дело «О непозволительных стихах, написанных корнетом лейб-гвардии гусарского полка Лермонтовым, и о распространении оных губернским секретарем Раевским».
   Поэт был приговорен к ссылке и «переведен тем же чином в Нижегородский драгунский полк». Во время путешествия по России с наследником Жуковский хлопотал перед Бенкендорфом и Николаем I о смягчении участи Лермонтова, что способствовало возвращению поэта из ссылки.
   В Петербурге в 1838 году Лермонтов часто общался с Жуковским. По словам Акима Павловича Шан-Гирея: «Маститый поэт принял молодого дружески и внимательно и подарил ему экземпляр своей "Ундины" с собственноручною надписью».
   Поэты встречались в доме Карамзиных, у Александры Осиповны Смирновой, где были участниками оживленных литературных и политических споров.
   С Лермонтовым у Жуковского не было такой дружбы, как с Пушкиным. Но он высоко ценил талант молодого поэта. Во время поездки по железной дороге из Царского Села в Петербург Василий Андреевич читал «Демона». При его участии были преодолены цензурные трудности, и увидела свет «Песнь про … купца Калашникова» – в 18 номере «Литературных прибавлений» к «Русскому инвалиду». Только вместо фамилии автора, сосланного на Кавказ, стояла лишь буква «-въ». В журнале «Современник» была напечатана «Тамбовская казначейша», которую Лермонтов сам отнес к Жуковскому.
   Василий Андреевич принимал участие в хлопотах в связи со второй ссылкой Лермонтова на Кавказ в 1841 году. В его дневнике имелась запись: «У императрицы на завтраке. Чтение моей статьи. О Лермонтове», «…Отдал письмо бабушки Лермонтова». К сожалению, хлопоты не увенчались успехом.
   За несколько недель до гибели Лермонтов обращался к бабушке: «… купите мне полное собрание сочинений Жуковского последнего издания и пришлите также сюда тотчас».

Любовь, чужбина, смерть

Жуковский всегда был центром, к которому стекались жалобы обиженных царским режимом. Его положение при дворе становилось двусмысленным. В 1841 году Василий Андреевич подал в отставку. В тот же год в пятьдесят восемь лет Жуковский вновь испытал любовь. На этот раз препятствий к женитьбе не предвиделось. Он женился на Елизавете Рейтерн. Супруги поселились в Германии, но поэт мечтал вернуться в Россию, этому мешала болезнь жены.
   В 1851 году Василий Андреевич начал терять зрение. Он писал другу Петру Александровичу Плетневу:

Теперь моя эпистолярная деятельность должна прекратиться. У меня работы по горло, и мне беспрестанно говорит тайный голос: спеши! Не то чтобы это был голос смерти; нет, но глаза слабеют и слух тупеет. <…> Между тем постараюсь воспользоваться, сколько можно, собою, пока я цел.

12 (24) апреля 1852 года Жуковский умер. Похоронен в Баден-Бадене. Но вечный покой обрел все же в России: в августе того же года его прах был перевезен и погребен на кладбище Александро-Невской лавры, рядом с могилой Карамзина.

 Материал взят с сайта Музей Тарханы