Главная » Статьи » Любознательным |
«Один я здесь… С страданьем в сердце стеснены…» Личность Михаила Лермонтова таит в себе многие загадки, разгадывать которые пытаются исследователи его жизни и творчества на протяжении более полувека. Не случайно возникла, особенно в последнее время, тема исследования – психологический портрет поэта. Лермонтова нередко называют поэтом одиночества. Ведь это мотив, как указано в Лермонтовской энциклопедии, «пронизывающий почти все его творчество и выражающий умонастроение поэта. … Ни у кого из русских поэтов, этот мотив не вырастал в такой всеобъемлющий образ, как у Лермонтова [1, с. 294]. Каковы источники этого лермонтовского чувства одиночества, грусти, страданий? Можно полагать, что, во-первых, это особенность его рано сформировавшегося характера; во-вторых, его неприятие (как и многих героев его произведений) существующего миропорядка, сопровождающего наличие зла, вражды, насилия на Земле. Есть и третья причина: с юных лет Мишель Лермонтов пытается найти покой свое страждущей душе в любви, что могло бы примирить его с окружающим миром. Вот и его Демон мечтает об этом же. Но первые поиски душевного тепла и радостей от взаимного чувства остаются лишь мечтой одинокого любящего сердца. Любовная тема занимает в сочинениях Лермонтова немалое место: в лирике, многих поэмах, драмах и прозе. В принципе любовные мотивы характерны для любого писателя и поэта. Но у Лермонтова она окрашена таким проникновенным откровением, такой силой и насыщенностью испытываемых чувств, как редко у кого. Так В.С. Соловьев назвал эту особенность поэта «страшной силой личного чувства» [2, с. 520]. Жизнь Лермонтова не баловала ответными привязанностями женщин, которых он любил, особенно в юношеском возрасте. Он, 16-летний, писал в 1830 году: Никто, никто, никто не усладил В изгнаньи сем тоски мятежной! Любить? – три раза я любил, Любил три раза безнадежно [Т.1, с.198]. Трудно решил, включил ли поэт в эти три раза случай, который с ним был на Кавказе еще во время поездки с бабушкой Е.А. Арсеньевой к родственникам Хастатовым для лечения. Мишель вспоминал об этом: «Кто мне поверит, что я знал уже любовь 10 лет от роду». Далее он пишет о чувствах к девочке 9 лет «…даже не зная, кто она и как ее зовут»: «это была страсть, сильная, хотя ребяческая: это была истинная любовь; с тех пор я еще не любил так … белокурые волосы, голубые глаза, быстрые, непринужденность – нет, с тех пор я ничего подобного не видал, или мне это кажется, потому, что я никого так любил, как в тот раз» (Записка 1830 года, 8 июля, ночь)[4, с.73]. Пока лермонтоведам не удалось точно установить имя этой девочки, но есть предположения ряда авторов-исследователей биографии поэта. Например, Ю.А. Беличенко полагает [5, с. 222 - 223], что этой девочкой является Эмилия Александровна Клингенберг (в замужестве Шан-Гирей (1815 – 1891), падчерица генерала П.С. Верзилина. Как объяснить, и можно ли, столь раннее проявление любовной срасти у подростка Лермонтова? Возможно, это отклик ранней потери матери и ранней утраты материнской ласки и ранней утраты материнской ласки, нежности, любви? Ведь ребенком в возрасте 2,5 лет Миша был лишен родной матери, что естественно, сказалось на его психологии и характере в целом. В формировании этих качеств огромное значение имеют соприкосновения матери и ее ребенка: любовь, забота, теплота, охрана. Все это закладывается с детства: положительные эмоции, уверенность в себе, ощущение своей индивидуальности и необходимости в жизни. Бабушка, конечно, любила внука, но по-своему. Она баловала его, ублажала его капризы, потакала им, окружала няньками, словом, любовь бабушки выражалась в материальном обеспечении. Так Е.А. Арсеньева понимала воспитание единственного любимого наследника. Но для него этого было мало, нужна была душевная привязанность, нежность, теплота прикосновений, дружеское отношение и взаимопонимание. Очень доказательно объяснил взаимоотношения бабушки и внука П.А. Фролов в исследовании семейной трагедии Лермонтовых [7]. Разгадывать поведение и поступки Лермонтова в отношениях с женщинами – дело непростое. По гороскопу его знак «Весы». Для «Весов» характерна смена настроений, порой неожиданно на противоположное. И это свойство прочитывается в его произведениях. В одном из ранних стихотворений «К друзьям» (1829), он делится с читателем: Я рожден с душою пылкой, Я люблю с друзьями быть, … Я не склонен к славе громкой, Сердце греет лишь любовь; Лиры звук дрожащий, звонкий Мне волнует также кровь. Но нередко средь веселья Дух мой страждет и грустит, … Дума на сердце лежит [Т 1, с.15]. Уже в этом стихотворении автор открывает черты своего характера: «пылкость души», его «греет лишь любовь» и лира; как неожиданно может измениться его настроение. Он – творец, поэтому всяческое событие откликается, размышлением над его сутью, а затем воплощением вывода в сочинении. «Пылкая душа» поэта ярко отражена в его чувствах любви к женщинам. В статье не стоит задача персонализации любовных сочинений Лермонтова. Известно, что существуют циклы стихов, посвященных Е. Сушковой, Н. Ивановой, В Лопухиной, А. Столыпиной и … добавлю к сводной сестре. Может быть и к другим адресатам. В их распределении нет пока четкости по сей день. Цель статьи показать место чувству любви в творчестве поэта и его значение для него, а также отголосок неразделенного чувства. Читать Лермонтова, невозможно не восторгаясь строками о любви и не сопереживая об утрате взаимности со стороны тех, кому отнесены стихи. Вот образцы таких строк 1831 -го года, июня 11 дня: … И с тоской Я вижу, что любить, как я, порок И вижу, я слабей любить не мог. * * * … Я не могу любовь определить, Но это страсть сильнейшая! – любить Необходимость мне; и я любил Всем напряжением душевных сил.… * * * И отучить не мог меня обман; Пустое сердце ныло без страстей, И в глубине моих сердечных ран Жила любовь, богиня юных дней [Т.1, C. 289 - 290]; Как высоко поэт определяет любовь: «богиня юных дней», а также называет ее мечтой, надеждой на счастье: Ответа на любовь мою Напрасно жаждал я душою, И если о любви пою – Она была моей мечтою [Т.1, с. 169] Пусть в этом имени хранится, Быть может, целый мир любви … Но мне ль надеждами делиться? Надежды …О! Они мои, Мои – они святое царство Души задумчивой моей … [Т.2, с.19] А вот характеристика глубокого чувства, которое невозможно заглушить раздумьями «К себе» (1831): Как я хотел себя уверить, Что не люблю ее, хотел Неизмеримое измерить, Любви безбрежной дать предел. Ее могущество опять Мне доказало, что влеченье Души нельзя нам побеждать; … [Т.1, с.359] Немало в лирике подобных стихов и крупных вещей, в которых слова о любви звучат как гимн этому чувству. Каким красочным, проникновенным слогом объясняется в любви Тамаре Демон! Вполне закономерно, что любовь лермонтовской «пылкой души», оказываясь безответной, откликается глубокими страданиями. Об этом мы читаем во множестве лирических стихотворений Лермонтова. Несколько примеров из них, 1829 «К *»: Не привлекай меня красой! Мой дух погас и состарился. Ах! Много лет как взгляд другой В уме моем запечатлелся! … Я для него забыл весь мир … Но я теперь как нищий сир, Брожу один, как отчужденный! [Т.1, с. 37]. Одно стихотворение так и называется «Одиночество» (1930) Как страшно жизни сей оковы Нам в одиночестве влачить: Делить веселье все готовы – Никто не хочет грусть делить. Один я здесь, как царь воздушный, Страданья в сердце стеснены, … [Т.1., с. 154]. Та же мысль об одиночестве в стихотворении, названном начальной строкой (1830). Как в ночь звезды падучей пламень, Не нужен в мире я; … И, все мечты отвергнув, снова Остался я один, Как замка мрачного, пустого Ничтожный властелин [Т.1, с. 124]. Особой лермонтовской силой страдания потрясает «Ночь» (1831): … Мне скушно, Мне тяжко бденье, страшный сон; Я не хочу, чтоб сновиденье Явило мне ее черты; … Я в силах перенесть мученье Глубоких дум, сердечных ран, Все, - только не ее обман. … Как я забыт, как одинок. Шуми, шуми же ветер ночи, … И освежи мне грудь и очи. В груди огонь, слеза в очах, Давно без пищи этот пламень, И слезы падают на камень [Т.1, с. 357 - 58]. Страдания, горечь от измены любимых полны желанием Лермонтова скорейшей смерти, ухода от невыносимого одиночества. Например «Я счастлив…» (1830): Я счастлив: тайный яд в моей крови, Жестокая болезнь мне смертью угрожает! Дай бог, чтоб так случилось! Ни любви, Ни мук умерший уж не знает … [Т.1, с.115]. Эта же тема в стихотворении «Арфа» (1831): Когда зеленый дерн мой скроет прах, Когда, простясь с недолгим бытием, Я буду только звук в твоих устах, Лишь тень в воображении твоем; Затем, что тот, кто пел твою любовь, Уж будет спать, чтоб не проснуться вновь [Т.1, с.248]. Вместе с тем, автор-страдалец готов простить изменницу, дай ему только шанс на надежду возврата чувств («К Д.», 1930). О, скажи мне хоть слово одно, Чтоб душа в этом слове сыскала, Что хотелось ей слышать давно; Если искра надежды хранится В моей сердце – она оживет … [Т.1, с.84]. Удивительное по самоанализу своего опустошительного состояния одиночества стихотворение «К *** («Дай руку мне …» (1831). Обращаясь к неустановленному лермонтоведении лицу, молодой поэт говорит о разочароании жизнью, в которой «любовь мое все сердце заполняла». И результат грустный: … Не льстит мне вспоминанье дней минувших, Я одинок над пропастью стою, Где все мое подавлено судьбою … [Т.1, с. 369]. Лермонтов сравнивает себя с оборванным листком от такого же одинокого куста, растущего, как и поэт, не по своей воле, и несущегося туда, куда гонит его судьба. Как видно из приведенных фрагментов поэзии, мотив неразделенной любви, из-за чего страдания, тоска, одиночество преобладает в раннем творчестве Лермонтова (1829 – 1832 гг.). В более зрелом возрасте значительно меньше внимания уделено упадническому настроению Жизненный опыт поэта приводит к обобщению любовных переживаний, более аналитическому взгляду на любовные муки. Уже нет той порывистости, пылкости чувств: есть итог пережитых эмоций. Появляются стихотворения, подвергающие анализу пережитого. Об этом стихотворение «И скучно, и грустно» (1840): Любить … Но кого же? … На время не стоит труда, А вечно любить невозможно. В себя ли заглянешь? – там прошлого нет и следа: И радость, и муки, и все там ничтожно. … [Т.2, с.122]. В замечательном стихотворении «Валерик» (1840), те же мысли: … Да вряд ли есть родство души. Страницы прошлого читая, Их по порядку разбирая разуверяюсь я во всем … Безумно ждать любви заочной? В наш век все чувства лишь на срок; [Т.2, с. 159]. А в одном из последних сочинений. Шедевре русской поэзии, - «Выхожу один я на дорогу» (1841) Лермонтов так распорядился с концом своей жизни, если бы мог: …. Я б хотел забыться и заснуть! Но не тем холодным сном могилы … Я б хотел навеки так заснуть, Чтоб в груди дремали жизни силы, Чтоб дыша, вздымалась тихо грудь; Чтоб всю ночь, весь день мой слух лелея, Про любовь мне сладкий голос пел … [Т.2, с. 205 - 206]. Как видим, поэт по-прежнему остается верен своим чувствам юности. Он хотел бы, чтобы и в загробной жизни его душу грел «сладкий голос», поющий о любви. Но он ушел из жизни так рано и так нелепо, не сыскав ни покоя, ни счастья в уединении двух любящих сердец. Но он знал Любовь. Он воспел ее в своей лирике с поразительной силой и красотой. ЛИТЕРАТУРА
| |
Просмотров: 379 | |
Всего комментариев: 0 | |