Но для небесного могилы нет

26.05.2014 "ЛГ:итоги недели". Евгения Ионова
 

В России немало мест, где гений поэзии бывал, служил, куда заезжал погостить и которые воспевал в своих произведениях. Липецкую землю, где стояли родовые усадьбы его предков, он жаловал редко, такие случаи можно пересчитать по пальцам одной руки. Но только здесь для Лермонтова всё начиналось с любви… которую он так бе­з­утешно искал в людях, вдалеке от отцовской вотчины в становлянском (ныне) Кропотово и материнской краснинской Васильевке.

Он – поэт. И звуки тают

…А если спросит кто-нибудь…

Ну, кто бы ни спросил,

Скажи им… что родному краю

Поклон я посылаю.

Становлянская земля. Такая по-русски скромная на цвета, такая лаконичная и такая бесконечная. Поля, поля, перелески… Гладкие реки. Ландшафт, как чувства к уже давно любимой женщине – без безумства (горных вершин обожаемого Лермонтовым Кавказа) и без страстности (хотя ещё каких-то сотни миллионов лет назад на этих просторах бушевал доисторический океан). Земля, как свеча в храме…

И вот эта простая, тихая земля стала колыбелью для двух гениев русской словесности – Михаила Юрьевича Лермонтова и Ивана Алексеевича Бунина. Делая счастливыми таких своевольных, безудержных и непокорных пиитов.

Когда ранней весной идёшь по вязовой аллее бывшей барской усадьбы в умирающей деревеньке Кропотово, представляешь себе, как, поднимая неприглядные, полусгнившие прошлогодние листья, здесь некогда бегал к речке тринадцатилетний хозяйский мальчик Миша Лермонтов. Во времена его детства речушка Любашёвка была тоненькой и неглубокой. Несколько лет назад её запрудили, сейчас на её широких берегах поставлены домики для туристов-рыбаков, построена гостиница… По мнению исследователей творчества поэта, Михаил Юрьевич бывал в Кропотово (а тогда Кроптово-Лермонтово) дважды – в отрочестве и на похоронах отца. Здесь на берегах невзрачной, но такой многообещающей Любашёвки его любили – отец Юрий Петрович, тётушки, дядюшки. Здесь он испытал одну из своих самых пылких детских влюблённостей – к кузине Анечке Столыпиной. Здесь в 1827 году на растущем подле дома тополе вырезал свои инициалы «М.Ю.Л».

Старожилы утверждают, что эти три буквы были читаемы ещё в двадцатые годы двадцатого века. Потом тополь спилили, почти вровень с землёй. Спустя годы из могучего корня выросло целых пять стволов. Символично! И тополь стоит… А дома нет… И деревни нет… Вернее, летом она просыпается, будто от спячки – сюда, в родовые усадьбы, на дачные участки возвращаются кропотовцы, живущие ныне в различных городах и весях нашей страны.

Так храм оставленный – всё храм,

Кумир поверженный – всё бог!

Уже нет и Шипово, соседнего села, в Успенской церкви которого многие Лермонтовы были крещены и отпеты, в том числе и Юрий Петрович. Останки храма ещё стоят, обдуваемые ветрами, а рядом – старый сельский погост – как памятник ушедшим временам… На одной из сохранившихся надписей в храме за 1881 год можно прочесть что-то про «незабвенного монарха Александра Второго». Именно в этот год на императора было совершено последнее в его жизни покушение. А заговорщики во главе с Желябовым, Перовской и иже с ними, кстати, собирались в Липецке. Как утверждают старожилы, церковь шиповскую сжёг немец. Потом всем миром пытались собрать деньги на восстановление храма, но когда колхоз свёз в эти стены удобрения, руки у людей опустились…

А вот краснинская Васильевка, родовое село Арсеньевых, из последних сил старается выжить. И это несмотря на то, что дорога туда, пожалуй, нисколько за 200 лет не изменилась. Она – такая же, как и в годы владения ею предками Лермонтова. По такой же дороге ехали венчаться в местную Казанскую церковь отец и мать поэта, Юрий Петрович и Мария Михайловна. По ней же бегал подростком и наследник Арсеньевых – Миша Лермонтов.

Ещё совсем недавно укатанная просёлочная колея всё-таки позволяла в любую погоду добраться до села. Новые хозяева земель не посчитали нужным подумать о нескольких васильевских жителях и распахали дорогу. Теперь люди добираются до колыбели лермонтовской семьи по абсолютному бездорожью, укатывая новую колею на краю поля, застревая в овражках и буксуя в глинозёме.

Так случилось, что мы оказались в Васильевке в непогоду. Вернее так: селянам непрекращающийся проливной дождь был на радость, а нам с фотографом Анатолием Евстроповым и главой Александровского сельского поселения Сергеем Родионовым не раз за время пути приходилось перекреститься да помянуть кое-кого крепким словцом. Хорошо, что Сергей Самуилович пересадил нас из редакционной машины в свой уазик (в народе именуемый «козлом») и переобул в калоши…

Храм Казанской иконы Божией Матери, место, где стояла барская усадьба, встретили нас со слезами – так можно интерпретировать дождевые капли, скатывающиеся по обнажённым церковным кирпичам, да по листьям заросшей аллеи. Но всё равно, и в этом запустении, включив воображение, можно увидеть следы былого. Представить, как не спеша ходили по усадебной липовой аллее Арсеньевы, Столыпины, Лермонтовы, как наряжали дом и лошадей к свадебной церемонии Юрия Петровича и Марии Михайловны, как звонил в 1814 году церковный благовест, оглашая Пасху Христову и благословляя молодых…

– Недалеко от Васильевки была деревенька Михайловка, названная в честь Лермонтова, – рассказывает Сергей Самуилович Родионов. – Считается, что она образована васильевскими крестьянами в девятнадцатом веке. Ещё двадцать лет назад там жили люди. Но потом деревня умерла – дорога с твёрдым покрытием заканчивалась за пятнадцать километров от Михайловки. А в саму Васильевку в апреле нынешнего года заезжала большая делегация родственников Лермонтовых и Арсеньевых – человек сорок. Походили по родовой земле, поклонились развалинам церкви и могилам на старом кладбище, накрыли стол на природе… Да только ни одного предложения о помощи по восстановлению храма или ещё каких-либо инициатив по сохранению лермонтовского наследия нам от них так и не поступило… Люди в деревне удивляются, что потомки рода Арсеньевых, разбросанные по всему миру, приезжают только к камням, хотя им, наверное, и этого достаточно.

– Раньше было не принято рассказывать о том, что корни великого русского поэта – в нашей земле, – сетует начальник отдела культуры, спорта и молодёжной политики Краснинской районной администрации Наталья Владимировна Сазонова. – Я местная, но никогда нам в школе не говорили о том, что в церкви Васильевки венчались родители Лермонтова! Мы изучали речи наших руководителей на партсъездах, а вот урока краеведения не было. Сегодня – другое дело. Мой ребёнок-пятиклассник не просто знает историю малой родины, но и пишет рефераты на эту тему на английском языке.

       Печальная судьба отца и сына

Чтобы точнее и правильнее понять человека, тем более поэта, конечно, необходимо познакомиться с его биографией и узнать землю, которая его питала. Изучение творчества и жизнеописания Лермонтова начинается со школы. Там же, из уроков литературы, мы узнаём о пензенских Тарханах, о Пятигорске, о таких притягательных для Михаила Юрьевича горах Кавказа. О липецкой земле там нет ни слова. Но ведь без неё ничего бы и не случилось. Ведь именно здесь сложилась сначала семья его бабушки Елизаветы Алексеевны Столыпиной. И пусть её супруг Михаил Васильевич Арсеньев не дал ей полноценного женского счастья и принял яд в её любимых Тарханах, на становлянской земле для них всё только начиналось. Здесь же, в Васильевке, полюбили друг друга отец и мать поэта Юрий Петрович Лермонтов и Мария Михайловна Арсеньева.

Юрий Петрович был привезён в соседнее (ныне становлянское) Кропотово четырёхлетним мальчиком. В 1791 году это имение приобрёл его отец Пётр Лермонтов. Он и поселился здесь с женой Анной Васильевной, пятью дочерьми и малолетним сыном. Когда Юрию Петровичу исполнилось 24 года, он обосновался в Кропотово навсегда, выйдя в отставку в чине капитана и оставив службу в Первом кадетском корпусе Петербурга.

Лермонтовы всегда гордились тем, что история их рода начинается с шотландского барда и поэта XIII века Томаса Лермонта, по прозвищу Рифмач. Начало русской ветви Лермонтовых положил Георг Лермонт, попавший в плен в Польше и поступивший в 1613 году на службу к русскому царю. Символично, что именно в этом году на Российский трон взошёл первый правитель из рода Романовых Михаил Фёдорович. А его непосредственный пращур, Фёдор Андреевич Кошка, стал прародителем ветви не только Романовых, но и Столыпиных, из которого была бабушка Михаила Юрьевича Лермонтова Елизавета Алексеевна (быть может, оттого Михаил Лермонтов был несколько похож с императором Павлом Первым: такой же желчный, язвительный, закрытый, вспыльчивый и несчастный. Они оба были невысоки ростом, с грустными глазами на несколько детском лице. И оба были воспитаны властными женщинами). Своего зятя Елизавета Алексеевна не приняла и сделала всё, чтобы её внук Мишенька воспитывался при ней. Можно долго рассуждать: а была ли любовь между гулякой и мотом Юрием Петровичем Лермонтовым и юной наследницей Арсеньевых Марией Михайловной? Это, собственно говоря, не наше дело. Но женившись на молоденькой болезненной женщине, Юрий Лермонтов принёс многое в жертву. В его роду было принято называть первенцев Юриями или Петрами. Но он принял условия властной тёщи и нарёк единственного сына Михаилом, в честь тестя-самоубийцы, дарившего свою любовь кому угодно, только не своей супруге.

Отец и сын Лермонтовы виделись редко, стали чаще встречаться, когда Михаил подрос. Именно отец разглядел в сыне поэтический талант. В январе 1831 года, незадолго до своей смерти, Юрий Петрович написал семнадцатилетнему Михаилу письмо-завещание: «Хотя ты ещё в юных летах, но я вижу, что ты одарён способностями ума – не пренебрегай ими и всего более страшись употребить оные на что-либо вредное или бесполезное: это талант, в котором ты должен будешь некогда дать отчёт Богу!..».

Михаил Юрьевич предстанет на Страшном суде спустя десять лет после кончины отца…

Что без страданий жизнь поэта?

И что без бури океан?

Он хочет жить ценою муки,

Ценой томительных забот.

Он покупает неба звуки,

Он даром славы не берёт.

Сегодня на фундаменте барского дома в Кропотово стоит памятный камень. За ним – вязовая аллея. И полевые фиалки, скромные русские цветы, которые обязательно срывал Миша Лермонтов для своей возлюбленной – кузины Ани Столыпиной.

– Раньше Кропотово делилось на две части – Кроптово-Лермонтово и Кроптово-Кочетово, по именам владельцев, – рассказывает библиотекарь Лукьяновской школы и заведующая музеем Михаила Лермонтова Александра Петровна Архипова. – Между этими двумя частями проходила дорога, по которой в Шипово везли хоронить Юрия Петровича Лермонтова. Это сейчас, несмотря на то, что есть современные быстрые машины, нам кажется, что от Кропотово до того же Шипово или Васильевки далеко ехать. А раньше всё было ближе, потому что до места добирались не окольными проложенными путями, а напрямик. Так из своих Озёрок приходил сюда Иван Бунин. Пешком. Ещё совсем недавно Кропотово было больше Лукьяновки, но дальше от автомобильной магистрали. Так и получилось, что Лукьяновка стала центром сельского поселения, а Кропотово начало угасать. А ведь здесь в год рождения области организовали колхоз имени Лермонтова.

Деревня Кропотово стояла над Любашёвкой одним порядком, лицом (то есть наличниками окон домов) к реке. Мы спускались в деревню по аллее, оставляя за спиной барскую усадьбу, вернее, то, что от неё осталось – фундаменты дома и хозяйственных построек. По правую руку от нас некогда стоял старый барский смешанный сад, в котором раньше «состояли» яблоневые, грушевые и вишнёвые деревья. По левую руку ещё местами сохранился, но уже почти одичал молодой яблоневый сад. А впереди нас ждали вековые вязы.

– В нашей деревне до сих пор жалеют Юрия Петровича Лермонтова, – улыбается Александра Петровна. – Говорят, что жалостливый он был, вот и промотал своё имение. Потомки Лермонтовых, в основном одинокие барыни, правили здесь до революции. Что стало с ними потом – мы не знаем. Я приехала сюда по распределению из Воронежской области в 1983 году. И уже тогда две школьные учительницы русского языка и литературы, Марья Александровна Сорокина и Зинаида Павловна Звягина, собирали материалы о поэте и его семье. В 1984 году в Лукьяновке открыли комнату Лермонтова. Спустя несколько лет она стала музеем. Мы надеемся, что и наша библиотека будет носить имя великого земляка.

За разговорами мы и дошли до Кропотово, вернее, до того, что от деревни осталось. Несколько домиков, живых только в период летних отпусков, беседки и мангальницы для рыбаков, для них же – гостиница. И – тишина.

– Кропотово было большим и красивым селом, здесь работали школа, почта, библиотека, – вздыхает Александра Архипова. – В кропотовские магазины приезжали даже из соседних тульских деревень. В нашей лукьяновской школе сейчас учатся шестьдесят ребятишек, мы с ними приходим и на усадьбу Лермонтовых, и в деревню, рассказываем им в природном «интерьере» о жизни великого русского поэта, убираем территорию, ухаживаем за камнем и табличками. Если бы фашисты дом не спалили, он бы до сих пор стоял. А теперь то, что было разрушено задолго до нас, мы пытаемся сохранить. Знаете, чтобы лучше понять здешние места, нужно с местными старушечками поговорить, пойдёмте.

                              Две сестры, что в жизни жили

Две сестры, Любовь Семёновна Еганова и Екатерина Семёновна Кирюхина, ждали нас на крыльце своего дома.

– Всё тут сердцу не мило, и дом етот, – в сердцах заметили обе. – Мы прожили в Кропотово по восемьдесят годочков, там нас в родной хате мама рожала. Вый­дешь на крыльцо – вокруг птички поют, лоси, кабаны пробегают, простор и воля – всё в жизни живём. А тут – одни заборы да суета.

Мама их – Татьяна Васильевна – в браке с отцом Семёном Алексеевичем дала жизнь четырём девочкам. А когда в 1932 году овдовела, то ещё раз пошла под венец с Данилом Вадимовичем, тоже вдовцом и с детьми. Вместе они народили ещё двух мальчишек. Отчим и сводный брат сестёр погибли на фронте.

– Мы были уже большими, когда фрицы пришли в наш дом, – вспоминает Екатерина Семёновна. – Мне пятнадцать-шестнадцать лет, Любе на два годочка помене. Сами немцы были ничего, даже шоколадки нам из посылок давали. А вот финны ихние злые были, пинали нас сапогами. У нас в доме квартировали начальники разведки – каждый раз разные. Дом у нас был большой, всем места хватало. Немец, бывало, мизинец оттопырит – вот, мол, как вы все здесь живёте. У них-то там, как рассказывали, уже электричество в домах было, а у нас порой и свечи не оказывалось. Про свою жизнь они большой палец поднимали. А мы про себя все думали: «Так зачем вы к нам припёрлись, прости мою душу грешную», – улыбается баба Катя. – Они у нас поросёнка отобрали. До войны мы с сестрой успели четыре класса окончить. А потом анчутка пришёл, и учёбе наступил конец.

– Когда немцы уходить стали, один маме нашей сказал: «Мамка, фу», то есть – уходите, – вспоминает младшая из сестёр Любовь Семёновна. – Мы и спрятались в лермонтовский сад. А фрицы все дома посжигали, в том числе и барский. А в нём больница всегда была да врачи жили – с одной стороны человеческий лекарь Гаврила Иванович, с другой – ветеринар Андрей Захарович. Во дворе была сажанка, то есть прудик с водой для полива. Наша мама у последнего барина работала, он ей копеечки платил.

– Тяжёлую мы жизнь прожили, – сокрушается Екатерина Семёновна. – Плохую. Как жили, так не надо жить. Одних вшей прокормили вагон. А сами впроголодь существовали. Спасло то, что немцы у нас картошку не выбрали. Мы из неё потом крахмал сделали и варили из него кашу, супы, пекли блины. Я бы и сейчас того крахмальчика поела, – сквозь слёзы смеётся баба Катя.– Когда о Победе объявили, все радовались, только вот гуляний не помню – голодно было. Сталин-то, он что выдумал: молоко – отдай, яйца – отдай, зерно – отдай, мясо – отдай, шерсть – отдай. Он нас ободрал. Так мы всё растили, а сами голодовали, мыльца не на что было купить. Любу от налога освободили, потому что муж у неё в армии служил да ребёночек был на руках – тем и спаслась.

– Мы жили в Кропотово-Лермонтово, а замуж я на Кочетовку выходила. Раньше в деревне всё было. И клуб, где Катя убиралась. А потом работы не стало, вот и начали люди уезжать. Мои дети тоже уехали в Москву. А остались бы – стали дояркой да пастухом, – улыбается с хитрецой Любовь Семёновна. – Я теперь всё в их Москве знаю. Да мы даже с сестрой в Ярославль к брату ездили.

– И всё равно по родной деревеньке плачете?– спрашиваю осторожно, знаю, что плачут.

– Нет ничего дороже нашей деревни, – встрепенулась Любовь Семёновна. – Даже сейчас, когда уже почти ничего не осталось, всё равно – там хорошо. Воздух свой, трава, земля – наша! Как не плакать. Там и кустик милый, а тут всё чужое. Хоть и тяжело работали, по восемь гектаров свёклы давали, мы тяпали, раздёргивали, копали, сажали, на коровах и быках пахали. Но всё равно – это самая дорогая земля. А какие там были яблоки и груши! После вой­ны в саду стояли наши войска, так один вояка нашего мальчика-односельчанина застрелил. Погиб мальчонка за яблоку. Солдат потом быстро кудай-то перевели.

– А как вы думаете, Лермонтов мог любить ваше Кропотово, как вы?

– … А чего же? – вопросом на вопрос отвечают сёстры. – Мог! И любил!