«Я памятник себе воздвиг чудесный, вечный…».
«В младенчестве был весьма мал, слаб и сух, так что, по тогдашнему в том краю непросвещению и обычаю народному, должно было его запекать в хлебе», – вспоминал о себе Г.Р. Державин. Он родился 14 июля 1743 года в семье мелкопоместного дворянина близ Казани, получил имя по церковным святцам в честь архангела Гавриила и с раннего детства стал проявлять особенные способности к чтению и рисованию. После нескольких лет учебы в Казанской гимназии Гавриил Романович оказался рядовым гвардейцем в Преображенском полку, где «…по ночам, когда все улягутся, читал книги, какие где достать случалось, немецкие и русские, и марал стихи без всяких правил, что, однако, сколько ни скрывал, но не мог утаить от компаньонов, а паче от их жен; почему и начали они его просить о написании писем к их родственникам в деревни». 10 лет Г.Р. Державин прослужил солдатом. В эти годы в Красное Село под Петербургом близ стратегически важной Таллинской дороги на Запад для обучения в условиях, приближенных к реальным, Екатерина II приказала на месяц летом выводить отдельные гвардейские полки для маневров. Выработанная еще в 1765 году тактика пригодилась в Русско-турецких войнах и при подавлении восстания Пугачева. Спустя годы, на маневрах в Красном Селе окажется и М.Ю. Лермонтов, «недоросль из дворян», зачисленный в 1832 году в Школу гвардейских подпрапорщиков и кавалерийских юнкеров. С 1772 года Г.Р. Державин служил в полку уже в офицерской должности, в чине подпоручика, и был одержим жаждой деятельности на военном поприще. В 1773 году начался Пугачевский бунт. Впоследствии, вспоминая об этом периоде, он писал:Как имел всегда желание быть потребленным в войне или в другом опасном поручении, даже повергался иногда в меланхолию, что не имел к тому средства <…>, ибо гвардию тогда обычным порядком на войне как прочие армейские полки не употребляли.
 Маневры в Красном Селе М.Ю. Лермонтов. 1833 – 1834. Бумага, сепияБудучи человеком деятельным, Гаврила Романович после ходатайства перед генералом А.И. Бибиковым был направлен в Казань для участия в подавлении мятежа. О характере действий ревностного поручика можно узнать из военных сводок того периода: Тогда помянутый поручик с сотнею крестьян и полусотней гусаров выступил в степь против киргизов и, встретив на четвертый день их партию числом свыше полутора тысяч, разбил их и обратил в бегство... Сохранилась легенда о том, что за голову Державина в пугачевском войске сулили 10 000 рублей, немалые в то время деньги. Впереди были: служба в Сенате, губернатором в Петрозаводске и Тамбове, секретарем Екатерины II, в коммерц-коллегии, где Гавриил Романович высказывался за развитие внешней торговли, призывая российское купечество «все свои обратить силы на Левант, на Индию, на Китай и Америку, которые давно, простирая руки, просят, чтобы Россияне брали от них сокровища без всяких соперничеств весьма выгодным образом».
Гавриил Романович дружил с князем С.Ф. Голицыным, благодаря чему бывал в усадьбе Голицыных в с. Зубриловка, которое в XIX веке считалось «самым живописным селом в Саратовской губернии» (с 1939 года – Пензенской области). В известном стихотворении «Осень во время осады Очакова» (1788) Державин призывал друга побыстрей взять турецкую крепость и вернуться к семье. По стечению обстоятельств, при Александре I Г.Р. Державину суждено было стать первым в истории России Министром юстиции с одновременным выполнением функций Генерал-прокурора. В этой должности он прослужил один год и, как сам свидетельствовал, «держась сильно справедливости, не отступал от нее ни на черту, даже в годность самого императора»: «Горяч и в правде черт», – говорил он, поэтому, попробовав себя во многих сферах, с 1803 года жил на покое, проводя лето в своем имении Званке на берегу Волхова.
Богатая биография нисколько не мешала творчеству. Писать Гаврила Романович начал еще в солдатской казарме и до конца жизни не оставлял литературного дела. Однако мнения его современников по поводу его творчества часто расходились.
М.М. Херасков в свойственном ему стиле отмечал:Ты, Державин, во веки не умрешь по твоему вдохновенному свыше изречению. Но не давай прохлаждаться священному пламени, в духе твоем, музами воспаленном: музы не любят, кто, ими призываем будучи, редко с ними беседует.
А.Ф. Мерзляков в статье «Об изящной словесности, ее пользе, цели и правилах» писал: Мы уже имеем превосходных писателей почти во всех родах словесности. Один Державин представляет огромнейший, разнообразный сад для ума и вкуса разборчивого!
 Державин Гаврила Романович. Ф.И. Иордан с работы С. Тончи 1801 г. 1861 г. Бумага, гравюра Из фондовой коллекции музея-заповедника «Тарханы»
А.А. Бестужев-Марлинский, размышляя о русской литературе, существовавшей до Г.Р. Державина, указывал: И вдруг из этого моря миндального молока возник огнедышащий Державин и взбросил до звезд медь и пламя русского слова. Самородный великан этот пошел в бой поэзии по безднам, надвинул огнепернатый шлем, схватив на бедро луч солнца, раздавливая хребты гор пятою, кидая башни за облака. Философ-поэт, он первый положил камень русского романтизма не только по духу, но и по дерзости образов, по новости форм. Прочтите его «Ласточку», его оду «Бог», его оду «К счастию», его «Фелицу», «Вельможу», «Водопад» – и вы назовете их романтическими поэмами. Его восторг сплавлен всегда с грустною мечтательностию.
Но едва ли успех Державина заключался в его таланте. Все поклонялись ему, потому что он был любимец Екатерины, потому что он был тайный советник. Все подражали ему, потому что полагали с Парнаса махнуть в следующий класс, получить перстенек или приборец на нижнем конце вельможи или хоть позволение потолкаться в его прихожей… Все читали Державина – очень немногие понимали. Публике нужна была словесность для домашнего обихода…<…> Народность Державина ускользнула от его близоруких современников точно так же, как незаметно протекла чистота языка Ломоносова прежде, и Державин, несмотря на ливень торжественных од, умер без наследников, даже без подражателей. Особенность языка поэта заметил и В.Г. Белинский: За исключением Державина, поэтической натуре которого никакой предмет не казался низким, из поэтов прежнего времени никто не решился бы говорить в стихах о пивной кружке, и самый пуншевой кубок каждому из них показался бы прозаическим: в стихах тогда говорилось не о кружках, а о фиалах, не о пиве, а об амброзии и других благородных, но не существующих на белом свете напитках. Продолжая обращаться к творческой манере Г.Р. Державина, великий критик объяснял недостатки его поэзии следующим образом: Державин если не был самобытным русским поэтом, то уже не был и только ритором. Одаренный от природы великим поэтическим гением, он потому только не мог создать самобытной русской поэзии, что для этого не пришло еще время, а не по недостатку естественных сил и средств. Русский язык был тогда еще не выработан, дух книжничества и риторики царил в литературе… П.А. Катенин, создавая свои «Воспоминания о Пушкине», упоминает в них и Гаврилу Романовича: Державин получил от природы творческое, блестящее, крылатое воображение, какого ни прежде, ни после ни в ком не видали; но ему недоставало образования, и даже языка своего он порядком не знал. Хорошие и дурные стихи у него везде так перемешаны, что кажется, как будто он вовсе не умел различить, что хорошо и что худо; в ином стихотворении больше того, в ином сего: как удалось; тщательно написанного с начала до конца нет ни одного, разве самое маленькое; даже строфы его в десять стихов редко без греха, а рифмы часто так смело дурны, что и снисходительный слух ими оскорбляется. Лесть с восторгом уже в то время всем надоела; он начал льстить с примесью шутки, и успех был выше меры, похвалы без числа. Сверх чаянья вдруг получив славу, он утвердился в ложной мысли, что труд в поэзии не нужен, и даже вреден, тем, что связывает волю и смущает порыв вдохновения… В 1804 году Державин выпустил отдельным изданием свои «Анакреонтические песни», куда, среди прочих образцов «легкой поэзии» вошло и знаменитое стихотворение «Русские девушки»:
Зрел ли ты, певец тиисский,
Как в лугу весной бычка
Пляшут девушки российски
Под свирелью пастушка;
Как, склонясь главами, ходят,
Башмачками в лад стучат,
Тихо руки, взор поводят
И плечами говорят...
Как сквозь жилки голубые
Льется розовая кровь,
На ланитах огневые
Ямки врезала любовь;
Как их брови соболины,
Полный искр соколий взгляд,
Их усмешка – души львины
И орлов сердца разят…
Картина, нарисованная поэтом, радует своей природной легкостью и простотой образов. Эта поэзия, промчавшись через века, близка и современному человеку, который прекрасно понимает, что, по выражению К.Н. Батюшкова «в словесности все роды приносят пользу языку и образованности»… Как бы ни были разноречивы суждения о творчестве Г.Р. Державина, бесспорно, это был заметный человек: военную службу нес усердно, на литературу смотрел глазами поэта-новатора, на государственных должностях проявлял себя как реформатор, очень любил птиц, а в его доме всегда находилось место осиротевшим детям друзей и родственников.
Материал из музея Тарханы
|
