«Схороните  меня  под  этим  сухим  деревом,  чтобы  два  образа  смерти

предстали глазам вашим, я любил под ними, слышал волшебное слово «люблю»... — писал М. Ю. Лермонтов в своих автобиографических заметках «Мое завещание». «Похороните мои кости под этой сухой яблоней; положите камень...»[1].

Какое место имел в виду поэт, прося похоронить себя там? Можно не сомневаться: речь идет о засохшей яблоне в родовом отцовском имении Кропотово-Лермонтово, расположенном в Становлянском районе нашей области на землях сельхозкооператива имени Лермонтова. От центральной усадьбы его, Лукьяновки, она находится в трех километрах на восток. Здесь часто в детстве гостил у отца Михаил Лермонтов. До 1939 года   тут   еще   можно   было   увидеть   серебристый   тополь   с вырезанным рукой поэта вензелем «М. Ю. Л.». Что же сохранилось сейчас от лермонтовской усадьбы?

«1992 год. Мы, группа работников отдела по делам строительства и архитектуры Елецкого горисполкома, идем заросшим старым парком, в котором можно еще и сейчас проследить центральную аллею, когда-то засаженную рядами вязов. По зарослям бушующей крапивы еще можно определить места сожженных полвека назад, 11 декабря 1941 года, отступавшими гитлеровцами лермонтовского дома и нескольких хозяйственных построек.

Цель нашего посещения усадьбы — закрепить документально сохранив-

шиеся на местности элементы планировки старого парка, уточнить по еще имеющимся приметам расположение зданий, попытаться реконструировать на основе документальных источников и рассказов старожилов первоначальный вид усадьбы. Задача осложняется тем, что каменные фундаменты сожженных зданий были разобраны после ухода фашистов местными жителями для восстановления своих погоревших домов. Кроме того, в 1960 году была сделана попытка на территории бывшего парка построить овчарню (остатки ее шлакобетонных стен и сейчас можно увидеть в центре усадьбы). Но учителя местной школы депутат райсовета О. И. Шахова и  Р. И.  Нестерова  запротестовали,  обратились  в  район,  и  стройка

была прекращена[2].

Мы провели обмеры зданий по оплывшим от времени траншеям разобранных фундаментов, уточнили у старожилов их назначение, планировку барского дома, в котором перед войной располагались фельдшерский и акушерский пункты. Особенно ценные сведения дали местные жители Г. Е. Кирюхин, С. М. Карпухин, О. И. Шахова.

Усадьба Кропотово-Лермонтово была спланирована по, образцам регулярной планировки XVIII века. Она располагалась на обращенном к востоку пологом склоне балки, по дну которой течет впадающая в Красивую Мечу речушка Любашевка, берущая здесь свое начало. Усадьба занимает 12 гектаров, своей нижней восточной стороной примыкает к деревенской улице, по которой идет проселочная дорога вдоль балки из Реневки, через Кропотово, Кочетовку, Шипово, Любашевку, Луговку, Щербачевку, Сретенку, Лобаново на Ефремов.

Центральная аллея парка представляла дорогу, спускающуюся к мосту через речку Любашевку, затем поднимающуюся по восточному склону балки в направлении старой Московской дороги, проходившей по водоразделу в трех верстах от лермонтовской усадьбы[3].

Деревня КРОПОТОВО. Дом Лермонтовых. Фото 1927 г.

«Да ужели это правда, что вот в этом самом доме бывал в детстве Лермонтов, что почти всю жизнь прожил тут его родной отец?» - вопрошал  Бунин в «Жизни Арсеньева». У дома, являющегося композиционным центром ансамбля, аллея раздваивалась полукругом, открывая деревянный дом с мезонином. На фотографии 1927 года дом имеет на фасаде 9 окон. Он одноэтажный, мезонин уже разобран при перестройке. На публикуемом рисунке А. В. Новосельцева мы сделали попытку реконструкции вида дома, каким он был в 1927 году. Размеры здания в плане по размерам сохранившихся признаков 20x13,2 метра.

По сохранившимся описаниям и свидетельствам старожилов реконструирована внутренняя планировка дома: восемь комнат в первом и четыре во втором этаже. Надпись на фотографии, хранящейся в Пушкинском доме в Санкт - Петербурге: «Крайнее правое окно - по преданию - комната Михаила Юрьевича, рядом два окна - спальня Юрия Петровича, комната с балконом - гостиная, три окна с левой стороны - зал. В другой стороне дома через коридор - столовая и две комнаты сестер Юрия Петровича». Названо только семь комнат в первом этаже. Нет упоминания о комнате прислуги, которая должна была примыкать к столовой.

Реконструированы на основе геодезической съемки места  расположения

и размеры хозяйственных помещений. Справа и слева от дома располагались погреб и ледник, чуть поодаль слева - людская кухня с ткацкой, в глубине двора - конюшня с каретным сараем, амбар, людская изба и скотный двор. На краю поля рядом с усадьбой - рига. Для постройки погреба и ледника был использован местный камень - песчаник моренного происхождения. Дом и остальные хозяйственные постройки были деревянными, рублеными».

Кропотовская усадьба занимала площадь небольшую - всего лишь пять десятин. Дом из двенадцати комнат — восемь внизу и четыре наверху занимал небольшую площадь. К дому вела аллея тополей, делившая сад на  две половины.

В западной части усадьбы располагались хозяйственные постройки: ткацкая, кухня, каретный двор, конюшня и два амбара. Здесь же находились сложенные из дикого камня ледник, скотный двор и погреб. На выгоне располагалось гумно, где во время уборки производили скирдовку снопов и их обмолот. Чуть в стороне от гумна располагались два плетеных овина, обмазанных глиной. Всю помещичью усадьбу окружала канава, обсаженная березами и акациями. Вели смотреть на кропотовскую усадьбу с берега речки Любашевки, то она лежит словно на ладони. По склону реки были построены крестьянские избы и окаймляли их два оврага — один с севера, другой — с юга. Когда поэт бывал в имении, то здесь он мог видеть пруды, богатые рыбой[4].

Ежегодно   имение давало доход  около десяти  тысяч рублей. Это была ничтожная сумма. Сын посту пал   в   Московский    университетский благородный пансион.  Чтобы   его    содержать,  как-то     поддерживать   родных сестер, Юрий   Петрович  решил заложить  имение.  Сестры осенью 1627 года выдали ему доверенность на заклад  имения.   16  февраля 1828   года   Юрий   Петрович прибыл  в Москву  и где заложил свое имение в Московском опекунском совете.  Попечителем   был дядя  поэта  по линии матери — Николай Васильевич Арсеньев — родной брат умершего деда   Михаила   Васильевича.   Имение было заложено на общих   основаниях — по   200 рублей за каждую  ревизскую душу.  Всего отец поэта   заложил   140  душ на сумму в 28 тысяч рублей и получил наличными, с вычетом   комиссионных 27699 рублей. По закладной он был обязан ежегодно платить по 2240 рублей. Ссуда Юрию Петровичу давалась на 24 года.

Спасти положение можно было продажей, выращенного хлеба, Но он давал маленький доход — хлеб был очень дешевым. Можно было заняться винокурением, что делали соседние по имению по­мещики. Но для этого вновь были нужны боль­шие денежные средства, да и здоровье v отца по­эта было  неважное.

Многие     исследователи творчества поэта считали,  что  отец  поэта  был

страшным  мотом,  заядлым иг­роком и пьяницей. «Утка» эта была пущена    А.  Ф. Тираном,  сослуживцем поэта  по  юнкерской школе. Но люди, хорошо знавшие   отца  поэта,   отзыва­ются  о нем, как  о  рачи­тельном   хозяине.  Уже тот факт, что после смерти Лермонтова-старшего» ока­залось, что     полученные деньги по закладной, полностью не были израсхо­дованы. 12 тысяч  рублей Юрий Петрович дал взай­мы помещикам-соседям. Чтобы уплатить проценты по закладной, ему прихо­дилось не однажды приезжать  в  первопрестольную — 7 февраля  1829 года и 20  февраля 1830 года. Последний раз он прибыл в Москву 12 апреля 1831 года,  чтобы перезаложить кропотовское имение на новых условиях. Имение было перезаложено сроком на 37 лет. Ежегодный взнос составлял 1680 рублей —пять процентов за ссуду и один процент в погашение капитала.

Приезжая в Кропотово, отец привез картины сына и среди них портрет Юрия Петровича. Все это говорит о  сыновней   любви. Недаром отец писал в завещании:   «...Хотя     ты еще и  в  юных летах, но я   вижу,   что    ты одарен способностями ума, — не пренебрегай  ими и всего более   страшись   употреб­лять оные на что-либо вредное  или бесполезное: это талант, в котором ты должен будешь, некогда дать отчет богу!.. Ты име­ешь,    любезнейший   сын мой,   доброе   сердце,— не ожесточай его даже и са­мою  несправедливостью и неблагодарностью    людей, ибо с   ожесточением     ты сам  впадешь в презирае­мые   пороки...   Благодарю тебя, бесценный друг мой, за  любовь   твою   ко   мне и нежное   твое      ко   мне внимание,   которое   я  мог замечать,  хотя  и    лишен был утешения жить  вме­сте с тобою. Тебе извест­ны причины моей с тобою разлуки,  и я  уверен, что ты за сие укорять меня не станешь. Я хотел сох­ранить тебе состояние, хотя  с   самою чувствитель­нейшею для себя потерю, и  бег вознаградил  меня, ибо вижу, что я в сердце и уважении твоем ко мне ничего   не потерял...».

В своем завещании Юрий Петрович также писал: «...долгом почитаю объяснить теперь тебе мою волю, а именно: сельцо Любашевка (Кропотово тож) составляет все наше недвижимое имение, в коем считается по 7-й ревизии 159 мужского пола душ:   из   числа   сих душ по 4 мужского  пола дворовых людей отделены еще покойной   матерью   моей каждой сестре и числится за ними по ревизии, следовательно, остается 147 душ. Сие число   должно быть разделено пополам между тобою,  любезнейший сын мой, и тремя сестрами моими Александрою, Натальею и Еленою, которые между собой раз делят  по  равной    части; движимость,   находящаяся в доме,, должна быть отдана  трем  упомянутым сестрам... Имение сие заложено в опекунском совете, и потому долг ляжет на число доставшихся каждому душ...

Таким  образом,  каждому  из  наследников  доставалась  четвертая  часть имения. Казалось бы, дележ был несправедливым, но сестры почему-то не возмутились. Дело в том, что Юрий Петрович вложил в общее хозяйство 25 тысяч рублей, которые он получил, как приданое Марии Михайловны. Эта сумма составляла почти половину стоимости кропотовского имения. Так что раздел был справедливым. Имением управляли сестры умершего отца. После уплаты процентов по закладной, они высылали по лавину доходов. Поэт получал мизерную сумму —  триста рублей в  год.

Михаилу  Юрьевичу, вступившему на военную службу, нужны были средства для личной; экипировки, покупки лошадей. Вот тогда и назрел вопрос о разделе кропотовского имения. В 1836 году начался учет всего имущества. Поэт выдал доверенность на раздел имения своему дяде Григорию Васильевичу Арсеньеву. Михаилу Юрьевичу по дележу досталось 15 семей крепостных, работавших на пашне, беи всякого их раздробления, со всем имуществом, пашенная и непашенная земля и прочие угодья.

В пятнадцати семьях проживало сто один человек, из них пятьдесят два человека мужского пола. Из дворовых поэту достались девятнадцать душ женского пола и четырнадцать мужского дола. Михаилу Юрьевичу достались семьи тридцатитрехлетнего Василия Яковлева, сорокалетнего Федора Самсонова, сорокалетнего Петра Яковлева, сорокалетнего Евдокима Тарасова, 38-летнего Евдокима Анисимова, 61-летнего Григория   Ларионова, 56- летнего Никиты Михайлова, 59-летнего Федота Минаева, 27-летнего Ивана Федорова, 22-летнего Федора Григорьева, 50-летнего Егора Иванова, 42-летнего Павла Герасимова, 47-летнего Николая Леонова и 43-летнего Гурия Васильева. Многие из них держали от двух до шести лошадей.

В мае в ходе проведения описи восемь семей из пятнадцати не имели хлеба. В пяти семьях не было коров. Питались, они тюрей — хлеб с квасом ила соленой водой. В некоторых семьях была одна корова на семь — восемь человек. А ведь масло крестьяне должны были сдавать помещику. Зато в каждой семье было немало овец — от семи до сорока голов. Но мясо на  крестьянском столе было редкостью — иногда по праздникам.

В Кропотове насчитывалось 1150 десятин  земли, из нее лишь пашенной было   822   десятины. Ос­тальные   земельные   уго­дья  занимали  селение, огороды, леса, луга и гу­менники. Имение было оценена в шестьдесят ты­сяч  рублей. Господский дом по завещанию покой­ного Юрия Петровича пе­реходил к сестрам. А все остальное делилось на две части. Долг в Мос­ковском  опекунском сове­те к  тому времени  - сос­тавлял ко (времени раздела    большую  сумму — 25326 рублей. Поэт был обязан выплатить 12663 рубля.

2 марта 1837 года Ми­хаил Юрьевич оформляет доверенность на продажу своей доли бабушке Ели­завете Алексеевне. В 1637 году тетка поэта — Елена Петровна Виолева купила у него его долю имения на сумму двадцать пять тысяч рублей. Она долж­на была в рассрочку за­платить эту сумму в те­чение пяти лет. Бабушка писала П. А. Крюковой: «...Я очень рада, что продала Мишину часть Виолеву, ежели бы постороннему продала, хотя бы наверное тысяч десять получила липшего, но стали бы жаловаться, что я «их разорила и что Mишa не хотел меня упросить и на него бы начали лгать, рада, что с ними развязала...». Но бабушка пишет неискренне — она продешевила.

Сестры вначале жили общим домом, а потом, разделившись, продали свои паи. Виолева, владевшая 2/3 имения, продала свою долю племяннице Цехановской. А в 1856. году ей же Елена Петровна передала право на издание  всех произведений покойного поэта. Еще с 1645 года с ней был заключен договор на издание произведений Михаила Юрьевича с  издателем И. И. Глазуновым. 

...Летели годы. Цехановские всеми средствами старались сохранить Кропотово, бережно хранили память о поэте. В девяностые годы девятнадцатого столетия  Кропотово приобретают Вадбольекие. Затем владельцами были Заборский и Михенин. Перед самой революцией Kpoпотовo принадлежало Кочаловой, которая вышла замуж за учителя: Алитовского.

Новые хозяева резво изменили облик дома: сняли мезонин, разобрали хозяйственные постройки. Но дом, который стоял в окружении красавиц берез, по-прежнему сохранился. В декабре 1941 года; в деревню ворвались гитлеровские варвары. Всего лишь четыре дня хозяйничали они. Но в панике: отступая, вандалы сожгли лермонтовский дом, разрушили все постройки. Лишь развалины, поросшие бурьяном, напоминают нам о том, что здесь когда-то было родовое гнездо Лермонтовых, один из очагов русской культуры, «бедная обитель» талантливого поэта земли Русской.

В пяти километрах севернее лермонтовского имения на пригорке, над умершим ныне селом Шипово, стоит небольшая церквушка Успения Богородицы, постройки 18 века, рядом - деревенский погост. Считается, что Юрий Петрович Лермонтов, отец  поэта,  был  похоронен  в  1831  году  перед алтарной частью церкви. Видимо, здесь, в могильном семейном склепе, вскрытом в 1974 году для перевозки праха отца в Тарханы, покоятся останки деда поэта — Петра Юрьевича и других его родственников[5].

Ныне Кропотово-Лермонтово - умирающая деревня на северо-западной оконечности Липецкой области, на границе с Тульской. Соседние тульские деревни живы. Их спасла асфальтовая дорога, проведенная от Ефремова до соседней Николаевки. Хорошая связь, ходит автобус. А липецкие деревни вдоль речки Любашовки - заброшенный край, полная иллюстрация к словам И. А. Бунина: «Дальше я поехал, делая большой крюк, решив для развлечения проехать через Васильевское, переночевать у Писаревых. И, едучи, как-то особенно крепко задумался вообще о великой бедности наших мест. Все было бедно, убого и глухо кругом. Я ехал большой дорогой — и дивился ее заброшенности, пустынности. Ехал проселками, проезжал деревушки, усадьбы: хоть шаром покати не только в полях, на грязных дорогах, но и на таких же грязных деревенских улицах и на пустых усадебных дворах»[6].